ЧЕРКЕСЫ (САМОНАЗВАНИЕ АДЫГИ) – ДРЕВНЕЙШИЕ ЖИТЕЛИ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО КАВКАЗА

Кабарда в 20-е годы XVIII века: кризис легитимности и распад государства
11.07.2011
By admin

Не должно быть больше одного князя и княгини между двумя морями

Арсланбек Кайтукин

Княжеский спор – княжеская война, княжеская война для страны – разорение

Джабаги Казаноко

В начале XVIII в. Кабарда являлась крупнейшим государством на северокавказском геополитическом пространстве. В нее входили: Абазия, Эндерей, Брагуны, Окочаны – на правах, близких по статусу с кабардинскими удельными княжествами; значительная часть номадов распавшейся в конце 30-х годов XVII века Малой Ногайской Орды, а также малочисленные горские народы – карачаевцы, балкарцы, осетины, ингуши и часть чеченцев. Численность населения полиэтнической Кабарды в начале XVIII века достигала 8550-570 тысяч человек[1]. Креационное пространство[2] кабардинцев, т.е. место относительно постоянного и длительного обитания, «где располагались их поселения и жилища, где они жили со своими семьями, устраивали свой быт, воспроизводили этническую общность и идентичность»[3], составляло 120 тыс. кв. км. Однако, достигнув пика территориального роста, страна оказалась как никогда уязвимой. На рубеже XVII–XVIII веков Кабарда вступила в острую фазу сложившегося еще раньше внутриформационного кризиса, смысловой доминантой, своего рода субстанциональным ядром которого оставался кризис государственности[4].

Темпы социально-экономического и политического развития страны были не сопоставимы с темпами модернизации России, не говоря уже о западноевропейских странах. Стагнация адыгского мира наглядно демонстрируется уже тем обстоятельством, что со времен Дж. Интериано, который еще в XV веке досконально описал общественный строй адыгов и оценил его как феодально-аристократический[5], социально-политическая структура адыгского общества не претерпела существенных изменений. Обращая на это внимание и считая такое положение вещей самой существенной и во многом парадоксальной особенностью адыгской истории, В.К. Гарданов указывал, что с середины XV века по середину XIX века в Европе капитализм стал господствующим общественным укладом, в то время как феодализм в Черкесии сохранил структурно-типологические особенности, характерные для XV века[6].

Отставание Кабарды, проявилось задолго до конца XVII века, и было обусловлено геополитическим положением государства, через территорию которого проходил ряд военно-стратегических и торговых путей. Собственно геостратегическое положение страны предоставляло возможность крупным соседним государствам путем включения Кабарды в сферу своего влияния приступить к покорению Кавказа. Негативное влияние на развитие производительных сил и духовной культуры народов Кабарды, несомненно, оказывало перманентное геополитическое давление на пограничных пространствах. Обеспечение суверенитета требовало реорганизации всех сторон общественной жизни ее народов, в особенности кабардинцев, как государствообразующего этноса. Отсюда господство крупного частного землевладения вотчинного типа, традиция вассалитета, развитая феодальная иерархия и, наконец, установление крепостнических порядков, принявших у кабардинцев гипертрофированные формы[7].

Кабардинская вотчина, являясь системообразующим компонентом обороноспособности государства, в то же время, по мнению В.Х. Кажарова, стала одной из главных причин отсутствия централизованного государства[8]. Крайнее развитие вотчинного принципа, создавая благоприятную среду для княжеских междоусобиц, часто ставило Кабарду на грань полного развала, чем всегда спешили воспользоваться ее противники[9]. Любая объединительная тенденция, восстанавливая статус-кво, т.е. нарушенное равновесие между княжескими вотчинами-уделами, укрепляла те отношения, которые затем снова порождали междоусобицы. Объединительные и разъединительные силы пребывали в неустойчивом равновесии, периодически сменяя друг друга, но никогда не заканчиваясь окончательной победой одной из них[10].

Почвенно-климатические условия и гидрографические особенности Кабардинской равнины позволили адыгам уже в XV веке сформировать многоотраслевое и высокопродуктивное сельскохозяйственное производство[11]. Но с другой стороны, природно-климатические условия края поддерживали самодовлеющий характер хозяйственного уклада кабардинских княжеств, а зачастую формировали экономическую автаркию.

Давно замечено, что однообразие ландшафта ведет к однообразию занятий населения, что не способствует обмену и тем самым надолго сохраняет натуральный характер хозяйства. Весьма слабый уровень развития внутренней торговли у населения Кабарды был вызван преимущественно однородностью сельскохозяйственной продукции, получаемой в пределах вотчины. То же самое следует сказать и о развитии ремесла, носившего исключительноо вотчинный характер и приспособленного главным образом для военных нужд. Феодальные междоусобицы, несомненно, оказывали крайне отрицательное воздействие на развитие обмена и внутренней торговли, вследствие чего процесс экономической интеграции между княжескими вотчинами-уделами был локальным и прерывистым.

Внешняя торговля, во многом благодаря сравнительно протяженной линии побережья по Черному и Каспийскому морям, напротив, достигла значительного развития. Главнейшие отрасли добывающей и обрабатывающей промышленности кабардинской вотчины – овцеводство, коневодство, пчеловодство, охота, а также ткацкое, войлочное, оружейное, арчачное, шорное и ювелирное производства – были связаны с внешним рынком, отправляя за пределы страны немалую часть своей продукции[12]. Однако потенциал дешевых морских путей сообщения для связи с внешним миром никак не был использован. Объем экспорта адыгских княжеств уже в эпоху раннего средневековья напрямую зависел от региональной геополитической конъюнктуры[13], а с начала XVIII века стал оказывать существенное воздействие, нередко деструктивное, на внутриполитические процессы в масштабах всей Кабарды[14]. Особое значение для кабардинских князей имел основной северокавказский торговый путь – из Закавказья, через Дагестан и Кабарду в Крым и Азов. Участие в транзитной торговле и последующее перераспределение редких и престижных товаров среди своих вассалов укрепляло иерархические связи внутри удельных княжеств. В итоге сильное государство складывалось при отсутствии адекватных ему экономических ресурсов.

Исследователи, разрабатывавшие теории государственного распада, сближаются во мнении о том, что чрезмерное расширение приводит к ресурсному напряжению и государственной дезинтеграции[15]. Принцип чрезмерного расширения с точки зрения нагрузки, связанной с передвижением и обеспечением войск, в случае Кабарды особенно нагляден. Контроль над пограничными пространствами (между княжескими уделами, между княжествами и этнополитическим ареалом внутри страны, между Кабардой и соседними государствами) настоятельно требовал численного роста дворянства, достигавшего в начале XVIII века трети населения страны.

Другим важным фактором, ведущим к распаду государства, называют геополитический принцип, согласно которому государства, расположенные в центре географического региона, имеют тенденцию с течением времени дробиться на более мелкие единицы[16]. В конце XVII века Кабарда, располагавшаяся в центре Северного Кавказа, имела союзников и врагов на многих фронтах. Эта ситуация благоприятствовала дипломатии баланса сил, в которой формировалась оборонительная коалиция против любого усиливавшегося удельного княжества. В данном контексте особенное звучание приобретает фундаментальный принцип геополитической экспансии: «окраинное» преимущество способствует территориальной экспансии – государства, имеющие врагов на меньшем количестве фронтов, расширяются за счет государств, имеющих врагов на большем количестве границ[17].

Политическая история Кабарды конца XVII – первой трети XVIII веков яркий тому пример, поскольку здесь влияние географии ощущается особенно сильно. Княжества Большой Кабарды (владения Атажукиных, Мисостовых и Джамбулатовых, разделившихся к началу XVIII века на Бекмурзиных и Кайтукиных), имея «тыловую стену» – естественные препятствия в виде близости к Главному Кавказскому хребту, глубоких рек и непроходимых лесов, располагали возможностью сосредотачивать свои силы на меньшем количестве направлений. Так, к примеру, кабардинский посол в Российской империи, Магомет Атажукин, на аудиенции у вице-канцлера А.И. Остермана, состоявшейся 7 марта 1732 года в Санкт-Петербурге, в Коллегии иностранных дел, особо подчеркивал: «Для обороны от неприятелей Большая Кабарда весьма крепка, понеже по обеим сторонам реки Баксана, по берегам, превысокие каменные горы, на которых и жилища свои они имеют по обеим сторонам реки Баксана. А за теми горами по обе стороны на ниских местах поселены деревни, где… хлеб сеют. Во время неприятельского нападения ис тех деревень… народ, оставя деревни, уходят в вышеписанные ж горы»[18]. В «Описании кабардинского народа», подготовленном в Коллегии иностранных дел в мае 1748 года, на основе всех доступных в то время источников, прямо указывалось на то, что «Баксан изо всех при Кавказских горах лежащих мест почитается за крепкое, хлебородное и скотопажитное место»[19]. В то время как Восточная Кабарда (владения Гелехстановых, Идаровых и Таусултановых) под ударами многочисленных врагов ослабла настолько, что получила основание для применения к ней эпитета «Малая»[20], в частности, удельное княжество Идария уже в начале XVIII века исчезло с политической карты Северного Кавказа.

Второе десятилетие XVIII века в истории Кабардинского государства, в общем, было характерно внутриполитической консолидацией. Благоприятные внешнеполитические обстоятельства, когда в силу ряда факторов геополитическое влияние России, Османской империи и Крымского ханства заметно ослабло, позволили приступить к социальным реформам, необходимость которых остро ощущалась во всех слоях кабардинского общества. Идейным вдохновителем преобразований выступил кабардинский дворянин Жабаги Казаноко (1686–1750). Желая перестроить общественный и семейный быт адыгов, он вникает во все нюансы, во все мелочи жизни своих соотечественников. Под его влиянием кабардинская знать санкционировала отмену кровной мести компенсацией в виде скота и имущества, признала необходимость улучшить социальное положение крепостных крестьян, а также женщин. Казаноко приглашался и для разрешения внутренних неурядиц среди горцев Кабарды, в частности у балкарцев, о чем свидетельствует арабописьменный памятник[21]. Даже строительство первого в Кабарде моста связано с его именем[22]. Однако обострение внутриполитической обстановки с конца 1718 года и ухудшение геополитического положения страны резко оборвало ход реформ, чем обусловило нарастание социальных противоречий.

В конце февраля 1718 года в Москве принимали кабардинского посла Султаналия Абашеева. В Посольском приказе он вручил канцлеру Г.И. Головкину письмо, адресованное Петру I, за подписями князей Большой Кабарды: Хатокшоко и Ислама Мисостовых, Арсланбека Кайтукина, Татархана Бекмурзина и Мухаммеда Атажукина. «В верности нашей не сумневайтесь… Мы между собою днем контримсяя друг другу юртов наших, а на другой день паки миримся. И на то не извольте смотреть»[23]. Содержание письма сводилось к трем главным вопросам: 1) о возврате беглых крестьян, которые от них «уходят и крестятца» в Терском городе; 2) о выдаче жалованья; 3) о помощи войсками. Но задачи посольства были шире, чем круг перечисленных вопросов. В Посольском приказе при встрече с канцлером посол заявил, что кабардинские князья предлагают совместный поход на кубанскую землю. «Черкесских и кабардинских войск, – излагал он план действия, выходит в поле до 10 тысяч. И ежели б тем прибавить донских казаков или иных российских войск, столько же – 10, а по высшей мере 15 тысяч, то довольно с теми на Кубань напасть и разорить; а соединитца им надобна у Кумы-реки», у горы Бештау[24]. В Санкт-Петербург Абашева не отправили. 21 марта 1718 года в Посольском приказе состоялось вручение царской грамоты и жалованья для кабардинских князей на сумму 2 тысячи рублей. Жалованье выдавалось натурой, главным образом – мягкой рухлядью, т.е. мехами. Указанную сумму составили по реестру: 193 соболя, 5 мехов рысьих, 15 мехов песцовых, 25 мехов бельих черевьих. Самому послу было выдано: 100 рублей, одну пару соболей, а сопровождавшим его дворянам по 50 рублей, по паре соболей[25].

Посольство Абашева обратно прибыло в Астрахань только в начале августа 1718 года. К этому времени здесь были получены вести из Кабарды о том, что часть ее владетелей изменила России и приняла сторону крымского султана Бахты-Гирея. Без точных сведений о положении дел в Кабарде астраханский комендант М. Чириков не стал задерживать Абашева, но терскому коменданту В.И. Заозерскому предписал, чтобы «жалованной казне напрасно не пропасть», незамедлительно и обстоятельно выяснить, служат ли по-прежнему кабардинские князья русскому царю или перешли к Крыму[26]. В соответствии с этими указаниями В. Заозерский срочно отправил в Кабарду служилого окочанина Янбека Курнаева, запросил правительство и до получения ответа задержал кабардинского посла. Султанали Абашев сам находил, что нет оснований для его задержания: «У князей наших, – заявлял он, – старой порядок: между собою бронятца и бьютца и мирятца, а великому государю от них ни какой измены не было и нет»[27].

Основным содержанием междоусобицы между ближайшими родственниками, членами княжеских фамилий Большой Кабарды, стала борьба между дядьями и племянниками за земельные владения, главным образом по р. Баксан[28]. В одной группировке оказались Мисостовы и Атажукины, при предводительстве Исламбека Мисостова, в другой – Джамбулатовы во главе с Арсланбеком Кайтукиным. Геопозиционные преимущества и внушительный военный потенциал Мисостовых и Атажукиных уравновешивались тем обстоятельством, что дворянское ополчение их противников возглавлялось большим количеством князей. Общеизвестно, что личность князя была неприкосновенной для всех адыгов.[29] «При сражениях, свидетельствует российский источник середины XVIII века, владелец узденей и подданных их бьет и рубит, а уздени на противного им владельца, по древним обычаям их, и рук своих поднять не могут, и только что сами от них ретируются и спасают живот свой. И так, на которой стороне владельцев больше, та сторона и сильнее бывает»[30].

29 августа 1718 года в Терском городе было получено письмо от Арсланбека Кайтукина. В нем кратко сообщалось: «Стали мы жить в противности с князьями Хатокшуком, Исламом и Татарханом для того, что они соединились с Бахты Гиреем, и с нами имели бои»[31]. Однако терская администрация разобралась в этом деле только с возвращением воеводского посланника из Кабарды. Янбек Курнаев в своем отчете от 22 сентября сообщал: Бахты Гирей кочует близ горы Бештау, а Салих Гирей – в Темиргоях, князья Большой Кабарды разделились на две враждующие группировки. Первую группу составляют братья Мисостовичи и Атажукины, они с «Бахты-Гиреем султаном в миру и душу», а вторую – Кайтуковичи и Бекмурзовичи, они надеются на помощь воспитываемого в Кабарде Салих-Гирея – сына крымского хана Саадет-Гирея[32]. 22 сентября у терского коменданта побывал князь Касай Атажукин, который упорно добивался освобождения Султаналия Абашева. «Без вины ты нас великому государю не оглашай»[33], – просил он у коменданта, и когда непреклонность В.И. Зоазерского стала для него очевидной, он обратился к казанскому губернатору П.С. Салтыкову, а затем и к канцлеру Г.И. Головкину[34]. Не меньше беспокоились о Султаналии Абешеве и группировка Арсланбека Кайтукина: «Етакова дела мы никогда не видали, а у нас в Кабарде русского обхождения кроме его Салтаналея никто не знает», – писали они[35]. 16 августа Коллегия иностранных дел дала указание об отпуске Абашева с царской грамотой и жалованьем в Кабарду.[36]

Когда весть о гибели А.Б. Черкасского и его отряда в Хиве достигла Кабарды, младший из его братьев, Эльмурза, сообщил российскому правительству о своем желании поступить на русскую службу[37] по примеру своего старшего брата. Это стремление было поддержано в Санкт-Петербурге. Поездка князя Эльмурзы в российскую столицу была использована обеими группировками для своих целей. Ему вручили два письма, адресованных Петру I. В первом из них, написанном Хатокшоко и Исламом Мисостовыми говорилось: «Мы от крымского хана отстали и вам великому государю поддались и с неприятелями вашими бились и в том бою многие знатные люди наши побиты». Грамота имела важную приписку: «Мы в поле и кошах стояли, как ваш так и наш неприятель Бахты Гирей. Солтан приехал с калмыками и напал на Хатокчок бека и ево конских табунов 1000 лошадей отогнал. И не извольте нас зазирать, что так беспорядочно написано, понеже стояли на поле во время похода»[38].

Второе письмо от Кайтукиных и Бекмурзиных, судя по имеющемуся переводу, мало чем отличалось от вышеприведенного письма, поэтому надо полагать, что перевод сделан небрежно. Князя Эльмурзу Бекмурзина сопровождало до Терского города 60 человек, 20 из них были возвращены в Кабарду[39], остальные благополучно прибыли в Москву 23 февраля 1719 года[40]. В Посольском приказе при встрече с канцлером Г.И. Головкиным Эльмурза Бекмурзин сообщал о целях своего визита: желании поступить на русскую службу вместо погибшего брата А.Б. Черкасского и о том, что приказано ему донести о готовящемся нападении крымцев на Кабарду и просить в связи с этим о военной помощи. Затем Бекмурзин был отправлен в Санкт-Петербург, где провел год, с мая 1719 по июнь 1720[41]. Имел ли он аудиенцию у Петра I – неизвестно. На устные прошения Эльмурзы была составлена царская грамота князьям Хатокшоке, Татархану и Арсланбеку, где в частности сообщалось, что царь Петр Алексеевич рад содержать их «в своей государственной протекции», что новому астраханскому губернатору Артемию Волынскому велено их оберегать и что им посылается жалованья: соболей, мехов и сукон на 1000 рублей[42]. На основании именного указа Петра I от 14 марта 1720 года Эльмурза Бекмурзович был назначен командующим над нерусским населением Астраханской губернии, находя, что «его в другую никакую службу и чин за иноверством его и за незнанием русского языка употребить невозможно»[43]. В июле 1720 года в Москве присягали князь Эльмурза Бекмурзович, «дядька» его Бимурза Тугланов с братом Джансултаном, «ближний уздень» Бектуган Казаноков, уздени Инароко Хошхалов, Магомет Кючюков, Камбулат Адж Аристов, Бекмурза и Исахох, за которых «по их велению Ириз Мухаммед мулла руку приложа, переводил с татарского письма на русский язык. А другие к присяги притти не захотели и сказал оной Бекович (Эльмурза Бекмурзин – Дж.Р.), что де они люди вольные и их принудить нельзя»[44].

В это время в Кабарде сформировавшийся паритет сил подтолкнул Мисостовых и Атажукиных к привлечению военной помощи за рубежами страны. Автор «Краткой истории» Хурреми-челеби Акай-эфенди[45] писал по этому поводу: «Из-за кабардинского дела, бывшего еще при Каплан-Герае, крымский хан в 1720 году с крымским войском пошел в Кабарду по известию и зову старшего сына своего Салих-Герая, который был кабардинский питомец[46] – Кабартай бэслемеси – и говорил: «Кроме сынов Кайтук-бека все с нами»[47].

В начале 1720 года крымский хан Саадет-Гирей III (1717–1724) «испросил у Порты разрешения совершить набег»[48] на Кабарду. Правительство Ахмеда III (1703–1730) санкционировало поход, а также отдало приказ «о присоединении к ханской армии сил из войск османских, расположенных в пределах Крыма»[49].

Весть о движении крымцев заставила Джамбулатовичей от имени всего народа обратиться к терскому воеводе с просьбой оказать помощь ратью, до прихода крымцев прислать гребенских казаков «ста с три четыре»[50]. Письмо было получено в Терском городе 14 мая. Пока оно находилось в пути Мисостовы через Салих-Гирея предприняли попытку убить Арсланбека Кайтукина. Заговор был раскрыт. Агенты терского воеводы, побывавшие в мае 1720 года в Кабарде так передали подробности этого примечательного события: «Стало между кабардинских князей несогласие и ханский сын Саадат Гирей солтан, (т.е. Салих-Гирей, информаторы В.И. Заозерского спутали имя отца с именем сына – Дж.Р.) который вскормлен в Кабарде, хотел обманом убить князя Асланбека Кайтукова сына с братьями и с детьми его, да князей Бековичей всех братей. И, приехав он, солтан к князю Асланбеку. Сам третей, а люди для убиения их были готовы, и ехали за ним. И оной князь Асланбек, уведав от других людей, того солтана к себе не пустил. И стал ему говорить, что де ты ко мне приезжал, разве не хошь меня убить. И (Салих-Гирей – Дж.Р.) ему Асланбеку говорил: я не ради убийства приехал, ради дела. И он де Асланбек поставил ему свидетеля явно, который им сказал, что присягу свою нарушил и хочет убить. И он отпирался от того. И они ему не поверили и сказали, ежели насильно поедешь во двор мы де будем стрелять. И спустя тот день в ночи пошел он, князь Асланбек, со своим владеньем и с князьями Бековичами и их владеньем в горы, в крепчатые места, в урочище Кашкатов»[51]. Вместе с Джамбулатовичами в Кашкатау переехало все их военнослужилое население. А всего за ними числилось около 20 тысяч подвластных[52].

В конце мая 1720 года авангард османо-крымских войск, семитысячный отряд Салих-Гирея, вступил в закубанские владения Кабарды и расположился лагерем в 2-х днях пути от «ставки кабардинских князей» – Пшикова[53]. Мисостовы и Атажукины предприняли попытку руками крымцев ликвидировать своих противников[54]. Однако их усилия не увенчались успехом.

28 мая 1720 года в Терском городе было получено предельно краткое письмо за подписью Арсланбека Кайтукина, Татархана и Батоко Бекмурзиных: «Стали мы с кабардинцами надвое. И которые от нас отделились и те больше прочат к Крыму. Ваша милость объяви великому государю, чтоб нам на помочь прислать донских казаков»[55]. Однако терские и астраханские власти еще долго до получения указа правительства оставались безучастными к их просьбе.

В разных числах апреля 1720 года администрация Терского города направляла в Кабарду с разведывательными целями служилых людей Илью Макарова, Шамурзу Расланбекова, Ивана Артемьева и князя Бимурзу Батыровича Черкасского[56]. Следуя наказу, они попытались разобраться во внутриполитическом кризисе в стране и 17 мая уехали из урочища Кизбурун, где находилась ставка Мисостовых и Атажукиных, а 24 мая прибыли в Терский город со следующими известиями: Саадет-Гирей III через своих послов потребовал от кабардинской знати: признать подданство Порте, переселиться на Кубань, «за бесчестье прежняго хана» (имелся в виду разгром крымских войск Каплан-Гирея I в 1708 году – Дж.Р.) выплатить «4000 ясырей, да сверх того, как войско ханское побили, и взяли добыч коней и ружья, и панцирей, и протчаго»[57]. Такое развитие событий оказалось полной неожиданностью для Мисостовых и Атажукиных. Стремясь достичь решительной победы над своими политическими оппонентами, они поставили под угрозу суверенитет государства. Им пришлось изъявить готовность частично удовлетворить притязания крымцев: «за бесчестье ханское – тысячу ясырей» и дань выплачивать по-прежнему. Вместе с тем, они указали, что компромисс возможен только в том случае, если хан «не перейдет через Кубань[58], а ежели перейдет, то будут браниться, пока живота их не станет»[59].

Крымский хан направил в Кабарду тысячу хорошо вооруженных солдат-сейменов под командованием Салих-Гирея[60] салтана. К середине июня 1720 года Крымцы стояли лагерем на Кизбуруне[61]. Салих-Гирей принял у Мисостовых и Атажукиных присягу на верность Крыму, в подтверждение чего потребовал аманатов и уплаты дани рабами[62]. Своих сыновей аманатами в Крым отправили князья Хатакшоко и Ислам Мисостовы, Мухамед Атажукин, а также дворяне – Миншак Ашабов, Борак Чижоков, Науруз Кундетов, Сох Кубеков, Бимурза Читов, Али Тамбиев и еще 12 владетельных узденей, чьи имена неизвестны[63].

Саадет-Гирей III предъявил Джамбулатовичам следующие требования: 1) разрыв отношений с Россией; 2) принятие крымского подданства; 3) уплата дани с каждого двора по ясырю; 4) переход на местожительство на Кубань. Первые три пункта были обязательными, в случае их невыполнения хан угрожал «жилища их разорить и выжечь их, самих всех порубить»[64]. Однако на все требования крымцы получили категорический отказ. Группировка Арсланбека Кайтукина заявила, что кабардинские князья еще никогда под властью Крыма не бывали, а издавна пребывают в подданстве России и служат ей верно[65]. После этого Салих-Гирей салтан отдал приказ атаковать Кашхатау. 24 июня 1720 года крымский отряд стоял у Татартупа.

Возможное вмешательство российских властей внушало Салих-Гирею серьезные опасения. Для того чтобы этого избежать, он обратился к терскому коменданту с письмом, в котором сообщал, что по указу Оттоманской Порты отец его, Саадет-Гирей, пришел в Кабарду для сбора ясыря. «Если вы окажете военную помощь Джамбулатовичам и тем самым «мир царей нарушите, – писал Салих-Гирей, – и мы, сие дело оставивши, на ваши городки терские и на иные русские пойдем брань точити»[66].

В конце июня крымцы пошли на владения Кайтукиных и Бекмурзиных. Разрушили деревни, вытоптали посевы и «сено в стогах сожгли»[67]. Крепость «Черекский городок»[68], построенная сравнительно в короткий срок в урочище Кашкатау, была осаждена. В нападении и осаде принимали участие и кабардинцы, которых в количестве 1000 всадников повел на своего двоюродного брата Арсланбека Кайтукина Шипшико-мурза[69]. Осажденные оказались в трудном положении. Сведений о потерях в живой силе нет. Известно, что крымцы угнали «лошадей с триста, коров с тысячу, овец с пять тысяч»[70]. Вскоре между Джамбулатовичами возникли серьезные разногласия. Бекмурзины предложили идти на примирение с ханом, с Мисостовыми и Атажукиными. Арсланбек Кайтукин категорически возражал, но большинство оказалось на стороне Бекмурзиных. Тогда Кайтукин заявил, что сам немедленно отправляется к русскому царю за помощью[71]. По пути в Терек Арсланбеку Кайтукину, удалось заключить военно-политический союз с шамхалом Тарковским Адиль-Гиреем и калмыцким ханом Аюкой, о чем он уведомил терского коменданта В.И. Заозерского[72]. 4 июля 1720 года, по прибытии в Терек, Кайтукин подал коменданту письмо, в котором сообщалось: «Кабардинцы все заодно стали и меня из Кабарды выгнали, а будет, что на меня вашей милости писать не изволь им верить и меня от великого государя не отделяй»[73]. Бекмурзины вскоре пересмотрели свое решение: послали за Арсланбеком и вернули его. С общего согласия, в конце июля 1720 года, в Санкт-Петербург, к царю был отправлен князь Саадет Гирей Султаналиев, родной брат Арсланбека Кайтукина по матери[74]. Об отъезде Султаналиева скоро узнали в лагере противника. Последовал визит в Черекский городок ханского посланника Аги Исмаила. Его, прежде всего, интересовал вопрос, для чего они направили посла к царю. Последовал прямой ответ – за помощью. Завязался спор. Крымский посол упорно внушал: «Ваш де государь далеко от вас», скорой присылки войск не ждите, тем временем хан вас разорит, перебьет князей, а народ переведет на Кубань[75]. Дипломатическая миссия Аги Исмаила потерпела крах.

Вскоре крымцы совершили еще одно нападение, что заставило Джамбулатовичей обратиться с просьбой к российскому правительству ускорить военную помощь. С этой миссией, спустя только две недели после отъезда Саадет Гирея, был отправлен дворянин Бильчука Шипшев[76]. Саадет Гирея он догнал в Москве[77], 3 декабря они были в Санкт-Петербурге[78]. В послании князей, также в показаниях Саадет Гирея и Бильчуки, снятых в Коллегии иностранных дел, подробно перечислялись бедствия и разорения, причиненные крымским ханом, излагалась настоятельная просьба о строительстве в Кабарде, в урочище Бештамак, российской крепости. Уведомляя правительство о нависшей опасности, князья в частности писали: «Ежели нынешней зимы нам выручки и руки помощи не будет, то доносим, что мы ваши не будем, ибо моготы нашей не стало против таких неприятелей… А ежели соизволением вашего царского величества Кабарда и кабардинские народы вам не надобны и вы великий государь, извольте нас уведомить и мы будем себя как можно оборонять»[79].

Дипломатическая активность Арсланбека Кайтукина категорически требовала от Мисостовых и Атажукиных скорейшей расправы с Джамбулатовичами, а для этого необходимо обезопасить себя в первую очередь от российского вмешательства. 4 ноября 1720 года в адрес терского коменданта В.И. Заозерского от Хатокшоко Мисостова и других князей поступило письмо следующего содержания: «Как мы с вашею милостию договорились и души дали и в том слове стоим. А ныне люди вашей милости к Арсланбеку ездят, а к нам не ездят, а для чего, того не знаем. А у нас между собою мир и война и мы два брата желаем великому государю служить верно. А вашей милости между нами ссоритца не надлежит. А нашей измены великому государю никакой нет. И мы стали быть по владением кабардинского хана и куды он повелит туды мы и едем, хотя нам велит хан и на Арасланбека войною идти мы пойдем, только ваша милость ему помощи не давай»[80].

Осада «Черекского городка» затягивалась. В конечном счете, все усилия крымцев и дворянского ополчения Мисостовых и Атажукиных овладеть крепостью оказались тщетны. В декабре 1720 года «хан с войском своим отступил от того городка на Кубань»[81]. Расположив здесь свой лагерь, Саадет-Гирей III стал направлять отряды по всей территории Кабарды для сбора дани. «Лучшее было богатство скот, но и то все крымцы обобрали»[82], говорится в российском источнике.

Поведение ханских войск вызвало острое недовольство населения страны. Архивные источники донесли до нас такой случай. В ноябре 1720 года Ширин бей вместе с «изменником» Шипшико мурзой гнал «на корм крымскому хану 500 коров» и несколько тысяч овец[83], отобранных у населения. Своевременно осведомленные об этом, дворяне Арсланбека Кайтукина внезапным нападением разгромили их и отобрали скот, что послужило поводом для активизации военных действий. Крымцы и дворяне Мисостовых и Атажукиных вновь штурмовали крепость. И вновь неудачно. Причем, при нападении погибли «Шипшуко мурза… 15 человек крымцев и кабардинцев фамильных людей, 100 человек ранили». Тяжело раненым попал в плен к осажденным и там скончался знатный крымский татарин Мубарек Ширин бей, «который чином выше мурзы»[84].

В начале декабря 1720 года в Кабарду прибыл посланник калмыцкого хана Аюки. В соответствии с тайным предписанием, полученным им от А.П. Волынского, он собрал информацию о внутриполитическом положении страны. Калмыцкий посланник прежде всего посетил Кизбурун – ставку Хатокшоко Мисостовича. Здесь он встретился с крымскими султанами Салих Гиреем и Абаз Гиреем. Последние объявили, что с Кайтукиным все еще в «войне и миритца не хотят», и подговаривали его «обманом поймать князя Асланбека и отдать им», обещая в награду за это 30 рабов и 30 панцирей. Посланник «для вида» согласился и рассказал все Арсланбеку Кайтукину[85]. Заговор, затеянный второй раз против Кайтукина, завершился в январе 1721 года большим столкновением на р. Нальчик[86].

В сражении со стороны Джамбулатовичей участвовало свыше 2 тысяч воинов. Отряд Салих-Гирея составлял около 1000 всадников, Исламбек Мисостов выставил 700 дворян[87]. В ходе сражения большая часть кабардинских дворян внезапно перешла на сторону Арсланбека Кайтукина: «Черкесы… все крымскому хану и князьям своим Исламу с товарищи изменили и передались князю Арасланбеку»[88]. В результате крымские войска были разгромлены и бежали из Большой Кабарды[89]. Только на месте сражения крымцы оставили 360 убитых[90]. Отступая, отряды крымцев и дворяне Мисостовых решили закрепиться в деревнях Куденетовых на Чегеме. Однако местное население «крымцев и своих владетелей – князей кабардинских к себе в жилища не пустили и от себя отгоняли»[91].

Окрыленные успехом Джамбулатовы при посредничестве Чакдорджапа, сына калмыцкого хана Аюки, вступили в переговоры с Мисостовыми и Атажукиными. В начале февраля 1721 года за рекой Кумой, в урочище Табун-улу, съехались представители противоборствующих группировок. Со стороны Мисостовых и Атажукиных – Исламбек Мисостов, Мухамед Кургокин, Касай и Махомет Атажукины, Карамурза Алиев; а от Джамбулатовичей – Арсланбек, Канамет и Джамбулат Кайтукины, Татархан и Батоко Бекмурзины. В начале посредник «помирил их и присягу у них взял». Но Арсланбек Кайтукин сорвал миротворческий процесс, вступив в тайные переговоры с Чакдорджапом «о поимке тех пятерых князей Ислама с товарищи»[92]. О замыслах А. Кайтукина внук Аюки, Дондук Омба, известил своего будущего родственника – Касая Атажукина. Не прошло и месяца, как Дондук Омбо женился на дочери Махомета Атажукина – Джан[93]. Мисотовым и Атажукиным представился случай отомстить Арсланбеку Кайтукину за убийство «своего внучатого, а Касая Атажукина – двоюродного брата Шипшуко»[94].

(продолжение следует)

Рахаев Дж.Я.

научный сотрудник Отдела исторических наук

ИГИ Правительства КБР и КБНЦ РАН

[1] По мнению большинства исследователей, численность кабардинцев в начале XVIII в. составляла приблизительно 450 000 чел. (Налоева Е.Дж. Государственно-политический строй и международное положение Кабарды в первой половине XVIII в. Канд. дис. Нальчик. 1973: Сокуров В.Н. Внешнеполитическое положение Кабарды в последней четверти XVII – первой четверти XVIII в. Канд. дис. М. 1977; Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е – начало 1770-х гг.). Нальчик. 2001; Бгажноков Б.Х. Воинский класс и демографическое пространство Черкесии в XVII – середине XIX в. // Вестник Института Гуманитарных Исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН. Выпуск 11. Нальчик 2004. С. 45 – 82). Сведения о численности горцев Кабарды в изучаемый период крайне скудны. По свидетельству Ксаверия Главани (1723) в Абазии было «620 жилищ» (дворов), в Балкарском ущелье имелось «500 жилищ», население Карачая составляло «200 жилищ». (Главани К. Описание Черкесии 1724 г. Перевод и примечания Вейденбаума Е.Т. // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа [далее – СМОМПК]. Выпуск 17. Тифлис, 1893. С. 149 – 190). Учитывая, что в каждом дворе проживала большая семья из 10–12 человек, то соответственно, в 1320 жилищах абазин, балкарцев и карачаевцев жили 13–15 тыс. человек. Включая численность осетин, ингушей и определенной части чеченцев, по которым мы не располагаем репрезентативными данными, с большой долей уверенности можно предполагать, что население страны составляло не менее 500 тыс. человек. Принимая во внимание, что в первой трети XVIII в. численность ногайцев, подвластных кабардинским князьям, составляла примерно 70 тысяч человек (Кидирниязов Д.С. Ногайцы Северного Кавказа и их взаимоотношения с Россией в XVIII в. Махачкала, 2000; Он же. Ногайцы в XV – XVIII вв. Проблемы политических, экономических и культурных взаимоотношений с сопредельными странами и народами. Махачкала, 2000; Керейтов Р.Х. Этническая история ногайцев (к проблеме этногенетических связей ногайцы). Ставрополь, 1999; Трепавлов В.В. История ногайской орды. М., 2001; Он же. Малая Ногайская Орда. Очерк истории. // Тюркологический сборник 2003–2004: тюркские народы в древности и средневековье. М., 2005. С. 273–311), можно утверждать, что, в общем, население полиэтнической Кабарды к началу XVIII в. достигало 560 – 570 тыс. человек, без учета Эндирея и Брагун.

[2] Под «креационным пространством» мы понимаем место постоянного и длительного обитания и воcпроизводства народа. Обычно оно является лишь частью единого материально-ресурсного пространства, которое включает в себя и рубежные территории, на которых представители данного народа в силу различных причин временно не живут или не жили никогда.

[3] Бгажноков Б.Х. Воинский класс и демографическое пространство Черкесии в XVII – середине XIX в. // Вестник Института Гуманитарных Исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН. Выпуск 11. Нальчик, 2004. С. 45–82; Он же. К вопросу о возникновении и рубежных территориях Черкесии // Исторический вестник Института Гуманитарных Исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН. Выпуск III. Нальчик, 2006. С. 129 – 151.

[4] Бгажноков Б.Х. Этика Ж. Казаноко и духовная атмосфера Кабарды в XVIII столетии // Жабаги Казаноко (300 лет). Материалы региональной научной конференции (30 – 31 октября 1985 года). Нальчик, 1987. С. 34; Он же. О специфике и динамике военно-политического союза России и Кабарды (симмахия и ее асимметрия). // Исторический вестник. Нальчик 2005. Т. II. С.72. Кажаров В.Х. У истоков общественной мысли кабардинцев // Исторический вестник Института Гуманитарных Исследований Правительства КБР и КБНЦ РАН. Выпуск I. Нальчик, 2006. С.321 – 324.

[5] Интериано Дж. Быт и страна зихов, именуемых адыгами // АБКИЕА. Нальчик, 1974.

[6] Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1967. С. 127.

[7] Ногма Ш. История адыгейского народа. Нальчик, 1947. С. 119; Бгажноков Б.Х. Этика Ж. Казаноко и духовная атмосфера Кабарды в XVIII столетии // Жабаги Казаноко (300 лет). Материалы региональной научной конференции (30 – 31 октября 1985 года). Нальчик, 1987. С. 34; Кажаров В.Х. Адыгская вотчина. Нальчик, 1993. С. 30.

[8] Кажаров В.Х. Адыгская вотчина. Нальчик, 1993. С. 81.

[9] Кажаров В.Х. Адыгская вотчина. Нальчик, 1993. С. 81.

[10] Кажаров В.Х. Адыгская вотчина. Нальчик, 1993. С. 80 – 81.

[11] Кабардино-русские отношения. Т. 2. С. 194–196; Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1967. С. 78; Он же. К вопросу об экономическом развитии Кабарды в XVIII в. // Ученые записки КБНИИ. Нальчик, 1965. С. 82–83; Кажаров В.Х. Адыгская вотчина. Нальчик, 1993. С. 64; Кушева Е.Н. Народы северного Кавказа и их связи с Россией (вторая половина XVI – 30-е годы XVII века). М., 1973. С. 95; Нагоев А.Х. Материальная культура кабардинцев в эпоху позднего средневековья (XV–XVII вв.). Нальчик, 1981. С. 55; Налоева Е. Дж. К вопросу о государственно-политическом строе Кабарды первой половины XVIII в. // Вестник КБНИИ. Нальчик, 1972. Выпуск 6. С. 73.

[12] Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1967. С. 112.

[13] Зевакин Е.С. Пенчко Н.А. Очерки по истории генуэзских колоний на Западном Кавказе в XIII и XV веках // Исторический вестник. Нальчик 2007. Т. V. С. 368–447.

[14] Вернадский Г. К истории колонизации Азовского побережья: азовские дела по сношениям с Крымом и Кубанью (1698–1701 гг.), хранящиеся в архиве Таврической губернской архивной комиссии. // Известия Таврической учёной архивной комиссии. 1920 г. № 57. С. 249–296.

[15] Boulding Kenneth. Conflict and Defens. N.Y. 1962. Pp. 227–276; Collins Randall. Long-Term Social Change and the territorial Power of States. // Resarch in Social Movements, Conflicts and Chandg. 1978. Pp. 1–34; Kennedy Paul. The Rise and Fall of the Great Powers: Economic Change and Military Conflict from 1500 to 2000. N. Y. 1987; Luttwak Edward. The Grand Strategy of the Roman Empir: From the First Century A. D. to the Third. Baltimore. 1976. Stinchcomb Arthur L. Agricultural Enterprise and Rutal Class Relations // American Journal of Sociology. 1961. Pp. 218–230.

[16] Morgenthau Hans J. Politics among Nations. N.Y. 1948; Ciplin Robert. War and Chandg in World Politics. N.Y. 1981.

[17] McNeill William H. The Rise of the west: A History of the Human Community. Chicago. 1963.

[18] Кабардино-русские отношения в XVI–XVIII вв. [далее – КРО] В 2 т. Т. 2. С. 61.

[19] КРО. Т. 2. С. 160.

[20] Бгажноков Б.Х. О специфике и динамике военно-политического союза России и Кабарды (симмахия и ее асимметрия). // Исторический вестник. Нальчик 2005. Т. II. С. 72; более подробно см.: Кокиев Г.А. Малокабардинские поселения в XVI–XVIII вв. на Северном Кавказе. // История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А. Кокиева. Сборник статей и документов. Нальчик, 2005. С. 536 – 563; Бгажноков Б.Х., Рахаев Дж.Я. Падение Идарии // История многовекового содружества: к 450-летию союза и единения народов Кабардино-Балкарии и России. Нальчик, 2007. С. 82 – 91.

[21] Лавров Л.И. Балкария и Карачай до 30-х годов XIX в. // Кавказский этнографический сборник. М., 1969. С. 82.

[22] Бгажноков Б.Х. Этика Ж. Казаноко и духовная атмосфера Кабарды в XVIII столетии // Жабаги Казаноко (300 лет). Материалы региональной научной конференции (30–31 октября 1985 года). Нальчик, 1987. С. 38.

[23] КРО. Т. 2. С. 15 – 17.

[24] КРО. Т. 2. С. 18 – 20.

[25] РГАДА. Ф. 115. 1718 г. Д. 1. Л. 23 – 24.

[26] РГАДА. Ф. 248. Оп. 3. Книга 102. Л. 755–769: Там же. Ф. 115. Оп. 1. 1718. Д. 2. Л. 5.

[27] РГАДА. Ф. 115. 1718 г. Д. 2. Л. 32 – 33 об.

[28] Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1967. С. 142.

[29] Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII – первая половина XIX в.). М., 1967. С. 163.

[30] АВПРИ. Ф. Кабардинские дела. 1744 г. Д. 4. Л. 140 об.

[31] РГАДА. Ф. 115. 1718 г. Д. 2. Л. 10 – 12.

[32] РГАДА. Ф. 115. 1718 г. Д. 2. Л. 10 – 12.

[33] РГАДА. Ф. 115. 1718 г. Д. 2. Л. 10 – 12.

[34] РГАДА. Ф. 115. 1718 г. Д. 2. Л. 10 об. – 12.

[35] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 1. Лл. 2 об. – 3 об.

[36] РГАДА. Ф. 115. 1718 г. Д. 2. Л. 43 – 45 об.

[37] КРО. Т. 2. С. 20.

[38] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 2. Лл. 17 – 17 об.

[39] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 2. Л. 1 – 4.

[40] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 2. Л. 5 – 6.

[41] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 2. Л. 122.

[42] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 2. Л. 36 – 43 об.

[43] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 2. Л. 44 об – 43.

[44] РГАДА. Ф. 115. 1719 г. Д. 2. Л. 101 – 105.

[45] Современными исследованиями установлено, что «Краткая история» была составлена во второй половине XVIII века Хурреми-челеби Акай-эфенди. Два ее списка находятся в настоящее время в Киеве и С.-Петербурге: Рукописный отдел Центр научной библиотеки НАН Украины. Киев. Ф. 5, № 3805; РО РНБ. Ф. 933. № 208.См.: Некрасов А.М. Материалы по истории Крымского ханства XV–XVI вв. в отечественных и зарубежных хранилищах // Анналы. Выпуск III. Материалы научной конференции «Снесаревские чтения» 15–17 декабря 1995). М., 1996. С. 45, 48.

[46] Известно, что Салих-Гирей салтан был воспитанником (каном) верховного князя Кабарды Хатокшуко Мисостова (1710–1721).

[47] Цит. по: Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. В 2 т. Т. 2. М. 2005. С. 34. Сведения, приводимые Хурреми-челеби Акай-эфенди подтверждается и другими источниками. Так, согласно письму кабардинских князей Петру I, датируемому концом августа 1720 года «крымского хана сын к салтан Мусавытовым детямприслан был для обучения черкесскому языку, и он того черкесского языку обучился, и согласясь писали они х крымскому хану, чтоб он пришед с войском своим, всех Бековичев побил, а кабардинцев всех перевел бы на Кубань, и крымский хан потому учинился нам неприятель» (КРО. Т. 2. С. 25).

[48] Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. В 2 т. Т. 2. М. 2005. С. 34.

[49] Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. В 2 т. Т. 2. М. 2005. С. 34.

[50] РГАДА. Ф. Сената. Книга 93. Лл. 214 – 214 об.

[51] РГАДА. Ф. Сената. Книга 93. Л. 215 – 216.

[52] КРО. Т. 2. С. 29

[53] Сокуров В.Н. Внешнеполитическое положение Кабарды в последней четверти XVII – первой четверти XVIII в. Канд. дис. М. 1977. С. 13.

[54] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720. Д. 1. Л. 95, 96.

[55] РГАДА. Ф. Сената. Книга 93. Л. 219.

[56] РГАДА. Ф. Сената. Книга 93. Л. 219.

[57] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720. Д. 1. Л. 95.

[58] Как совершенно справедливо заметил Т.Х. Алоев, кабардинские князья указывали на р. Кубань не как границу между Кабардой и Крымским ханством, а как рубеж, отделяющий территорию концентрации кабардинских населенных пунктов от закубанских народов.– (Алоев Т.Х. Вопрос о закубанских территориях Кабарды в контексте миграции кабардинцев в первой четверти XIX века // Исторический вестник. Выпуск III. Нальчик, 2006. С. 259, 261).

[59] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720. Д. 1. Л. 95.

[60] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720. Д. 5. Л. 58.

[61] РГАДА. Ф. 248. Кн. 93. Л. 217, 223 – 223 об.

[62] РГАДА. Ф. 248. Кн. 93. Л. 221.

[63] Сведения стали известны терскому коменданту по письму А. Кайтукина и атамана терских и гребенских казаков Лукьяна Дементьева (АВПРИ. Ф. 115. Опись 1. 1720 г. Д. 1. Л. 50 – 50 об.).

[64] КРО. Т. 2. С. 28.

[65] КРО. Т. 2. С. 28.

[66] РГАДА. Ф. 248. Кн. 93. Л. 224 – 224 об.

[67] КРО. Т. 2. С. 24 – 25.

[68] КРО. Т. 2. С. 28–29. В письме к Астраханскому губернатору А.П. Волынскому (сентябрь 1720 г.) Араслнбек Кайтукин и Татархан Бекмурзин сообщали: «Известно благородию твоему доносим о крымской и о кубанской рати. Крымского хана сын малой Салтан пришел к нам в Большую Кабарду и встал в урочище Ипшикова, где наши были дворы и кабаки, а нас оттоля выгнал, и мы боясь его, Салтана, зделали себе крепость, обрубили городок бревенной мерою в десять четвертей аршина высоты (т.е. деревянный кремль высотой 1,8 м. – Дж.Р.) и живем самою нуждою, побираемая друг у друга, меж собою, хлебом и другою нуждою, также и безкормицею скота, понеже выгнать стало негде». (АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. 1720 г. Д. 1. Л. 37–38).

[69] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720 г. Д. 1. Л. 59.

[70] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720 г. Д. 1. Л. 59.

[71] РГАДА. Ф. 248. Кн. 93. Л. 223 – 223 об.

[72] РГАДА. Ф. 248. Кн. 93. Л. 224. Письмо князя Арсланбека Кайтукина терскому коменданту В.И. Заозерскому от 4 июля 1720 г. с сообщением о заключении союза с кумыками и калмыками.

[73] РГАДА. Ф. 248. Кн. 93. Л. 224.

[74] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720 – 1721 гг. Д. 5. Л. 85.

[75] КРО. Т. 2. С. 27.

[76] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720 – 1721 гг. Д. 5. Л. 85.

[77] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720 – 1721 гг. Д. 5. Л. 13, 38 – 39.

[78] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720 – 1721 гг. Д. 5. Л. 86 об., 102 – 102 об.

[79] КРО. Т. 2. С. 24 – 25, 28 – 30.

[80] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720 г. Д. 1. Л. 49 – 49 об.

[81] КРО. Т. 2. С. 29.

[82] РГАДА. Кабинет Петра I. Отделение I. Кн. 30. Лл. 123–129.

[83] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Оп. 1. 1720 г. Д. 1. Л. 59 об., 76 – 77.

[84] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Оп. 1. 1720 г. Д. 1. Л. 59; РГАДА. Ф. 248. Кн.94. Л.447 об.

[85] РГАДА. Ф. 248. Кн. 94. Л. 368 – 368 об.

[86] РГАДА. Ф. 248. Кн. 94. Л.369 – 369 об.: Письмо астраханского генерал-губернатора А.П. Волынского президенту военной коллегии святейшему князю А.Д. Меншикову // русский архив. 1878. Книга 2. С. 275 – 276.

[87] РГАДА. Ф. 248. Кн. 94. Л.369 – 369 об.

[88] РГАДА. Ф. 248. Кн. 94. Л.369 – 369 об.

[89] Хурреми-челеби Акай-эфенди в своей «Краткой истории» категорически утверждает, что Саадет-Гирей III во время кабардинского похода попал в плен (См.: Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. В 2 т. Т. 2. М. 2005. С. 34).

[90] АВПРИ. Ф. 115. Кабардинские дела. Опись 1. 1720. Д. 1. Л. 56.

[91] РГАДА. Ф. 248. Кн. 94. Л.369 – 369 об.

[92] РГАДА. Ф. 248. Кн. 94. Л. 369 об. – 370 об.

[93] РГАДА. Ф. Сената. Книга 94. Л. 392 об.

[94] РГАДА. Ф. 248. Кн. 94. Л. 369 об. – 370 об.

Источник: http://archivesjournal.ru/?p=339#_ftn60