Письмо 24.

Сходство могильных холмов на Кавказе и в Крымской Татарии.— Внутренняя поверхность могильного холма.— Реликты античности, найденные на Кавказе.— Греческие медали.— Уважение к справедливости, проявляемое черкесом.— Ошибки русских авторов, описывающих черкесов.

В моих письмах из Черкесии я не претендую дать вам детальные описания, но просто рассказать о таких вещах, с которыми я имел возможность познакомиться или путем личного наблюдения, или через информаторов, там и сям, от поляка, русского раба и армянина; и, так как мои заметки были сделаны в спешке и всегда украдкой, чтобы избежать обвинений в шпионаже, они не написаны с той точностью — что касается имен и местностей — которой я желал.

Несмотря на то, что я избегал, насколько это возможно, того, чтобы дать народу какой-либо повод усомниться в моих хороших намерениях к ним и к их делу, я не всегда избегал недоверия, так как всякий раз, когда разрушающаяся руина или могильные холмы возбуждали мое любопытство, их подозрение немедленно возрастало, они подозревали, что я искал спрятанные богатства; так как, по их мнению, какой другой мотив может заставить человека интересоваться несколькими старыми кирпичами и разрушенными колоннами.

Странствуя через долины, я часто находил могильные холмы, сходные с крымско-татарскими, за исключением того, что здесь они более разнообразны в формах и больше в размерах; иногда они составлены из земли, напоминают красивые зеленые холмы; иногда окружены каменной стеной и иногда ничем не лучше, чем огромная груда небрежно брошенных камней; и, чтобы дать вам представление об их колоссальной древности, скажу, что я обычно находил их увенчанными величественным дубом, который, судя по основному стволу, должен быть по крайней мере потомком третьего или четвертого поколения. Традиции местных жителей не давали другого объяснения их происхождению и смыслу, кроме того, что они были местом погребения людей, которые занимали страну до них, и что они были прославленными воинами, которым давалось право на такую гробницу: тем не менее, самым определенным является то, что они не имеют ни одной общей черты с могилами черкесов в настоящее время, чей способ погребения отличается от турецкого только тем обстоятельством, что могила военного вождя обычно покрывается или деревянной крышей, или широкой каменной плитой с тем намерением, что последнее прибежище того, кто при жизни был их защитником, давало бы убежище странникам как от бури, так и от палящих лучей солнца. Единственное указание, которое мы имеем о людях, населяющих Кавказ в былые времена,— это древняя статуя из простого камня, грубо вырезанная, представляющая бесполую человеческую фигуру с огромной головой, плоской грудью, короткой шеей, широким лицом, высокими скулами и плоским носом, точно подобная калмыку, и головное покрывало похоже на то, которое носит калмыцкая женщина в настоящее время.

Чрезвычайно желая открыть могильный холм, я, наконец, после повторяемых настойчивых просьб, получил согласие моего кунака, но, увы! ни одного черкеса нельзя было уговорить помочь мне в столь страшном предприятии, как посягательство на права духа, который охранял сокровище; следовательно, я должен был отказаться от всякой надежды удовлетворить мое любопытство. К этому единственному суеверию, столь распространенному также среди турок и татар, мы можем отнести то обстоятельство, что могильные холмы этих стран остались к настоящему времени не тронутыми.

Я имел, однако, удовольствие зайти внутрь его во время моих прогулок по берегу, недалеко от Суджук-Кале. Судя по его внешнему виду и возрасту деревьев, которые выросли на вскопанной земле в окрестностях, он, должно быть, был открыт несколько столетий тому назад, самое вероятное, генуэзцами. При осмотре я обнаружил несколько фрагментов неглазурированных терракотовых ваз, содержащих древесный уголь и землю, не отличающихся ни красотой замысла, ни элегантностью форм. Здесь были только разбросаны несколько кусков белой водоросли такого же вида, как в могильных холмах Крымской Татарии. Тем не менее, интерьер этого холма отличался от тех не только конструкцией — в вазах было меньше красоты, но и тем обстоятельством, что вход должен был располагаться на восток; вероятно, это происходит от суеверного чувства народа к главному светилу. Возникло ли это случайно или намеренно — я не могу определить; оно, тем не менее, может служить ориентиром для будущих путешественников в их исследованиях.

Интерьер состоит из огромного арочного свода, построенного из шлифованного камня, соединенного без цемента; и, судя по умению, проявленному в конструкции, и восхитительному изгибу арки, существовало достаточное свидетельство, доказывающее, что это, должно быть, работа народа, преуспевшего в искусствах цивилизованного мира. То, что они были и богатым, и могущественным народом — очевидно; ибо тот, кто поднимался на одну из этих гор, не мог не изумиться чудесным трудом и огромными усилиями, которые, должно быть, затрачены на это сооружение, чтобы увековечить память прославленного подвига. И какой еще — более простой и прочный — монумент мог поставить народ в память его предков?

В то время как такие огромные и роскошные сооружения— триумфальная арка и гигантская пирамида обвалились и продолжают разрушаться — эти единственные сооружения остались неизмененными в течение столетий и будут стоять до конца времени; кажется так же, если они остались, чтобы обозначить тропу первых жителей земли, в то время как они продвинулись вперед с востока к народу более значительных частей земного шара.

Не находим ли мы похожие сооружения в различных частях Европы (хотя меньших размеров и великолепия), особенно в Венгрии, России, Польше, Германии и снежных районах Лапландии? Казалось, что если Кавказ был занят в течение последующих веков пастушеским народом, существует мало доказательств или их нет совсем — того, что Кавказ был заселен когда-то великим и могущественным народом; ибо за исключением могильных холмов и руин нескольких церквей и монастырей на берегу, сооруженных древними христианами, нет ни одной древности, по которой путешественник мог бы изучать историю страны в прошлые века.

Действительно, коренные жители, когда пашут землю, часто находят золотые или серебряные монеты, принадлежащие королям Боспора и другим греческим колонистам; тем не менее, это не дает основания для веры, что страна когда-либо принадлежала им, так как мы находим жителей Кавказа с самых ранних эпох истории, защищающих ущелья своей страны от самых могущественных народов с такой настойчивостью, как они сейчас защищают их от набегов русских. Здесь Александр Великий был остановлен в своем продвижении вперед; здесь Митридат (30) с его бесчисленными легионами понес страшные потери; и, наконец, только вымостив свой путь золотом в виде подарков вождям, он получил разрешение продвигаться дальше. Кроме того, коренные жители заботятся о том, чтобы мы как можно меньше знали их страну; если бы монета попала в их руки, они или расплавили бы ее, или стерли бы изображение: в последнем случае она служила бы украшением для женщин и детей. Это делается с намерением уничтожить любой след подлинных жителей страны, чьи потомки — чего они боятся — могут прийти и потребовать землю, если они усмотрят следы владения ею своими предками.

Уважение к частной собственности и личным правам, также проявляемое черкесами, особенно, когда мы вспомним, что в манерах они, однако, полуварварский народ, является одной из самых восхитительных черт народного характера. Во всех их сделках друг с другом справедливость также строго уважается, как и в любой части цивилизованной Европы; и законы, учрежденные древним обычаем, соблюдаются их вождями и старейшинами со строжайшей беспристрастностью; поэтому вы должны быть уверены, что большинство суждений о Черкесии, которые мы слышали, грубо ошибочны; ибо, как это возможно, что нация существует, если народ вечно воюет между собой?

«Вся жизнь,— говорит Паллас — дикого черкеса — это жизнь профессионального грабителя, и нужно предсказать ему, как Измаил: «Он будет диким человеком, его рука будет занесена над каждым человеком, и рука каждого человека будет занесена над ним». Но, фактически, Паллас имел несчастье быть зависимым от щедрости Екатерины; и, как следствие, он был обязан писать то, что угодно русскому правительству. Снова, на всем протяжении его путь на Кавказе был ограничен горами Дагестана (которые описал и Клапрот, другой русский автор), убежищами лезгов, самого варварского племени из всего населения Кавказа, и которое было в то же время доведено до отчаяния из-за их безуспешных усилий защищать проходы их гор от русских; следовательно, они или убивали, или продавали как раба всякого иностранца, который попадал в их руки.

Бедный Паллас, действительно достойный уважения человек — на старости лет его раболепие взглядам Екатерины сослужило ему плохую службу; Екатерина, вместо того, чтобы подарить ему честь и доходы, как справедливое вознаграждение за его длительную и верную службу, послала его жить в Крым. Конечно, это был земной рай, который нарисован его собственными напыщенными описаниями; что, тем не менее, не спасло его от того, что он стал жертвой испарений своего Элизиума.

Даже сам др. Кларк (31), один из самых пунктуальных путешественников своего времени, также заблуждался относительно черкесов, под влиянием, без сомнения, ошибок донских или черноморских казаков, с которыми он был в хороших отношениях, и из-за разочарования, которое он, должно быть, почувствовал, когда не получил от горцев разрешения проникать внутрь их страны. Разве это возможно, чтобы они могли принять по-дружески человека, который только что прибыл от их злейших врагов — врагов, которые, согласно их собственному признанию, только что вернулись с грабительской вылазки в Черкесию, где они не только сожгли восемь деревень и убили жителей, но угнали из страны восемь тысяч голов скота и других ценностей, кроме того, что захватили в плен множество беззащитных мужчин, женщин и детей, которых они продали как рабов.

В своих описаниях черкесов он говорит или, скорее, сообщает то, что сказали ему казаки: «большинство не занимается какими-либо сельскохозяйственными занятиями, ставя свое существование в зависимость от грабежа». Тем не менее, они нашли в стране восемь тысяч голов скота и других ценностей! «Князьки постоянно воюют друг с другом;* народ не уважает ни законов, ни своих вождей; один сосед грабит другого, и ни один договор, даже формальный, не является достаточным, чтобы обязать черкеса соблюдать ему верность». Ни одно слово из этого высказывания не применимо к черкесам в настоящее время; и я сомневаюсь, было ли это когда-либо, за исключением того, что касается нарушения ими законов как гражданских, так и религиозных, запрещающих им хранить верность врагу; следовательно, они не очень щепетильны в этом отношении в их соглашениях ни с русскими, ни с любым другим врагом.

Доктор Кларк, однако, прав относительно их разорванных одеяний, так как, хотя черкесский воин может дома прекрасно одеваться, когда он переходит границу или идет на войну, его обыкновение — одеться в самую плохую одежду, чтобы избежать наблюдения и уклониться от жадности врагов (32). Поэтому я часто видел их самых могущественных вождей, экипированных для боя или занятий в лагере, кольчуга которых сверкала через дыры в одежде.

Действительно, приходится сожалеть, что человеку таких собственно английских чувств и независимого образа мыслей, как др. Кларку, не разрешили путешествовать по внутренним районам Черкесии, когда замыслы России о свободе Кавказа были только в зародыше; ибо человек, который так много делал, чтобы разоблачить амбициозную политику этой власти, с абсолютной непредвзятостью отнесся бы к характеру этих пастушеских племен и сделал бы достоянием всего мира их чрезвычайные попытки сохранить собственную независимость.