ЧЕРКЕСЫ (САМОНАЗВАНИЕ АДЫГИ) – ДРЕВНЕЙШИЕ ЖИТЕЛИ СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО КАВКАЗА

М. А. Кошев

Кавказско-польские отношения имеют давнюю и продолжительную ис­торию, которая восходит к средним векам XVI столетия. Они были связа­ны с борьбой адыгов, горцев Северного Кавказа против турецкой агрессии, с нашествием крымских татар, со стремлением народов края найти опору и союзника в этом судьбоносном деле отстаивания независимости и свободы.

Западные адыги в защите своей Родины значительные ставки делали на польско-литовское государство[1], после попыток установить покровительские связи с русским двором.

Восточные адыги - кабардинцы, как известно, смогли вступить в союз­нические отношения с Иваном IV Грозным, ставшие впоследствии плодо­творными в борьбе с агрессией крымских ханов.

Западно-черкесские князья, потомки Сибока в XVI-XVII вв. заимели сильные позиции при польском королевском дворе.

Польско-литовский королевский дом искусно играя на русско-крымских противоречиях, проводил политику ослабления российского государства, а военную силу Западной Черкесии желал использовать как средство в осуществлении своих планов по разделу России, захвату цар­ского престола[2]. Одним словом адыги, горцы Северного Кавказа в XVI-XVII вв. и в последующие периоды истории оказываются инструментом в дипломатическом и военном противоборстве между Речи Посполитой и Россией. В этой схватке свои корыстные цели преследовало и крымское ханство.

Черкесские князья выходили за рамки отводимой им роли и проводили собственную политику по поиску надежных союзников в укреплении сво­их владельческих прав в кровавой междоусобной войне. Защита родной земли от внешней агрессии, из-за отсутствия государства у адыгов не мог­ла быть, к сожалению, задачей национальной политики, поэтому первая не составила проблему общенародной заботы.

Несмотря на содержательность в научно-познавательном, прагматиче­ском и политическом планах, с одной стороны, актуальность и источниковую обеспеченность сформулированной выше проблемы, с другой сторо­ны, последняя не стала предметом целенаправленного анализа. Предла­гаемое вниманию читателей исследование, как мы полагаем, является по­пыткой обозначить новое направление научного поиска в отечественной исторической науке о Кавказе.

Потомки князя Сибока, - как пишет польский историк X. Граля[3], - шли на службу к польским королям. В частности, в манифесте Зигмунда II Ав­густа от 5 августа 1561 года сказано, что у него в войсках находятся отря­ды Гаврилы и Кассима Камбулатовичи, также Олешки - князей Пятигор­ских... коллеги Темрюка Шумковича. У них были гербы Литовские и Черкесские[4]. Эти и другие исторические факты отмечает и кабардинский исследователь генеалогических проблем В.Н. Сокуров.

На сторону польского короля перешел также сын князя Сибока Куда-дек (Александр), который как и названные .выше князья, русский царь объ­явил врагами «земли русской»[5].

В Речи Посполитой черкесские князья и их дружины (дворяне - уорки. -К.М.) получали земельные уделы и жалованье. В топонимике Речи Поспо­литой появились черкесские названия. Отпрыски черкесских князей род­нились со знатнейшими татарскими фамилиями Литвы и Польши. Так, князь Кассим сохранил свою исламскую веру и сына своего Ахмета в 1592 г. женил на татарке Софье Шейхувне Барыньской из весьма уважаемой и почитаемой в Речи Посполитой семьи[6].

Князья из Западной Черкессии играли в Речи Посполитой роль дипло­матов в развитии политических отношений между польским и крымским дворами. В таком качестве, - как свидетельствуют польские источники, - в период деятельности Стефана Батория выступал черкесский князь Адриан Камбулатович[7].

В свою очередь польские короли покровительствовали западно-черкесским князьям. К примеру, в послании Сигизмунда III к русскому царю Федору в начале 1592 г. выражена просьба освободить из неволи князей черкасских: Тытэрка, Пшимофтука и Солтана, братьев ротмистра нашего князя Темрука Семеновича Черкасского...». Они жили на реке Ку­бани недалеко от Азова и оказались в плену у донских казаков во время их наезда. Вскоре по царскому решению князья были «...отпущены домой в Тетрук - город»[8].

В королевской армии Речи Посполитой только в 1580 г. служили: рота Темрюка (146 всадников), а в районе Пскова дислоцированы две роты пя­тигорских черкесов - Темрюка и Галимбека. Две последние включены в состав королевской гвардии за особые заслуги[9].

О жизни черкесских князей и дворян в Речи Посполитой XVII-XVIII вв. нам пока ничего неизвестно, но как говорит доктор истории X. Граля с которым автор этих строк хорошо знаком по совместной работе в 2000 г. в Варшавском университете, в Польше сохранились старые адыг-ские кладбища вышеназванного периода.

В ожесточенной борьбе за лидерство в славянском мире Россия одер­живает победу и в результате трех разделов Речи Посполитой (1772 г., 1793 и 1795 гг.) значительная часть Польши и Литвы отходит к первой. В этих условиях князья и дворяне Западной Черкесии меняют своего па­трона и союзника. Турецко-крымская ориентация князей и дворян в дан­ном регионе получает серьезную и прочную социальную поддержку вплоть до окончания русско-кавказской войны (1864 г.).

Восточные адыги - кабардинцы, имевшие в средние века традиционно теплые отношения с Россией, в XIX в. становятся активными проводника­ми политики царского самодержавия в Царстве Польском.

Царское правительство, учитывая исторические связи черкесов с Польшей, решило использовать их в первую очередь в своей колониальной политике в Царстве Польском. Ряды черкесов были расширены выходцами из других народов Северного Кавказа.

Орудием в колониальной политике России в Царстве Польском являлся Кавказский конно-черкесский полуэскадрон, созданный царским прави­тельством в конце 20-х годов XIX века. Позже он преобразован указом российского императора в Кавказско-конно-горский дивизион (2 июля 1835 г.)[10]. Этот воинский контингент поддерживал колониальный «поря­док» в Варшаве и во всем Царстве Польском, участвовал в подавлении антироссийских восстаний 1830-1831 гг. и 1863 года.

Комплектованием полуэскадрона (дивизиона) занимался главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом «...вместо отслуживших свой срок, - читаем распоряжение главкома-военнослужащих... следует отпра­вить с Кавказа в Варшаву новую сотню горцев... охотников (доброволь­цев. - К.М.) из горских племен, обитающих на Кавказской линии и Черномории для поступления на службу...»[11].

Будущие всадники должны были прилично одеты и иметь хороших ло­шадей и сбрую согласно положению «О Кавказско-конно-горском полку».

Большой охоты служить в Варшаве у адыгов, горцев Северного Кавка­за не было. Шли служить немногие, а большинство отказывалось ехать в далекий край, предпочитая остаться в Петербурге, в Лейб-Гвардии Кавказ-ско-Горском полуэскадроне.

Так, в рапорте начальнику Центра Кавказской линии Исхак Келеметов изъявил «желание служить в Лейб-Гвардии Кавказско-Горском полуэскад­роне, но в Кавказско-конно-горский полуэскадрон в Варшаву отказался».

В числе первых в Царстве Польском служил Шора Ногмов, хотя и не­долго, но успел отличиться.

В январе 1831 года «он причислен к квартире гвардейского корпуса, в феврале, в числе прочих, перешел границу Царства Польского и с 29 апре­ля по 4 июня, под командою Хан-Гирея, состоял в отряде генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена... и встретившись в Блинках с ротою инсургентов (повстанцев. - К.М.), принимал деятельное участие в оконча­тельном ее поражении... с 16 июня по 4 июля он участвовал в преследова­нии отряда генерала Гелгуда до прусской границы, а 3 октября присоеди­нился в Варшаве лейб-гвардии к Кавказскому полуэскадрону; затем в фев­рале 1832 года он возвратился в Петербург»[12]. За участие в сражениях по подавлению польского восстания (1830-1831 гг.) Шора Ногмов получил[13]знак военного ордена св. Георгия 5 степени. В разгроме польского восста­ния участвовал и корнет Яхья Очеритлов - уздень.

21 декабря 1834 г. по окончании срока отпуска с Кавказа для продол­жения службы в Варшаву отправлен оруженосец Лейб Гвардии Кавказско-горского полуэскадрона Хабиш Анзоров[14]. В том же году в Варшаву, после краткосрочных сборов в г. Ставрополе, на службу посланы чеченцы, ка­бардинцы - 5 чел. и из закубанских[15] горцев - 4.

В 1840 г. чин прапорщика в Варшаве получил житель Малки Абдрахман Андрухаев.[16]

Вместе с ним в Варшаве служил и корнет Умар Кунашев, который 18 июня 1840 г. был направлен «...во Владикавказский казачий полк для продолжения своих служебных обязанностей».

В Кавказском конном горском дивизионе служили и вернулись домой из Варшавы майор князь Касаев Докшуко (был в Польше с 1837 года), по­ручик Захар Хаудов и 11 всадников[17].

В составе 11 всадников из Большой Кабарды, которые возвратились 30 августа 1846 г. на Родину-Кавказ были: Шупи Кожоков, Заурбек Модранов, Умар Шогенов, Дох Абазов, Исхак Губжоков, Слит Мусов, Али Гукежов, Умар Хачетлов, Хатокшуко Казиев и Магомет Мисостов[18].

Мы склонны думать, что горцы, демобилизованные из Варшавы, рас­сказывали своим землякам все «прелести» заграничной службы, выполне­ния ими полицейских функций. Последнее было противно духу, ментали­тету адыгов, горцев Северного Кавказа и поэтому желающих служить в Варшаве становилось все меньше.

Были случаи «... удаления за неблагонадежность...» горцев-всадников Варшавского Кавказе конно-горского дивизиона, которые фиксирова­лись довольно часто в решениях Штаба Кавказской линии и Черноморья"[19].

К рекрутированию новобранцев в Кавказский конно-горский полуэс­кадрон (дивизион) был «подключен» даже Кабардинский временный суд. Так, 14 декабря 1846 г. начальник Центра Кавказской линии писал «...предлагаю Кабардинскому временному суду немедленно распорядить­ся о приглашении из кабардинцев охотников к поступлению на службу конногорский дивизион всадниками... на снаряжение они получать... по­ложенное пособие».

Пристав «...карачаевских народов старшина Мистулов донес, что же­лающих служить в декабре 1846 г. в Кавказском конно-горском дивизионе, нет. И не будет в будущее время» . Однако посулы, определенные матери­альные стимулы, административные меры воздействия и игры на патрио­тических чувствах адыгов, горцев Северного Кавказа, способствовали на­бору охотников в Кавказский конно-горский дивизион в Варшаве.

18 января 1847 г. с Северного Кавказа изъявили желание служить от Дигорского общества (Северная Осетия. - К.М.) - Иналуко Казбеков -16 лет (старшина), Бекмурза Нафонов - 24 л. (кабардинский уздень - дворянин. - К.М.), Матгерий Эркенов - 25 лет (кабар. уздень), Магомет Эркенов - 22 л. (кабар. уздень) и Бембулат Кануков - 21 л. (осетинский стар­шина)[20]. Из Малой Кабарды захотели служить в данном дивизионе 5 чело­век. Тем не менее власти вынуждены были констатировать, «...что же­лающих служить в данном дивизионе было мало и отмечалась угроза недокомплектования части»[21].

Сбор новобранцев происходил в г. Ставрополе.

Из вышеназванных охотников в марте 1860 г. балкарец Иналуко Казбеков получил чин корнета[22].

В разные годы в Варшаве, Польше служили кабардинский уздень, кор­нет по армейской кавалерии Бекмурза Кармов, майор, князь Каспулат Карамурзин, уроженец Кубанской области, ротмистры, князь Шахим Лоов из аула Лоовского, Кучук Лиев, князь Татлюстан Ахедяков (Ахиджаков -К.М.) из Кубанской области[23]. За усердное служение российскому само­держцу высокие воинские звания и Ордена разного достоинства имели Тавшуко Улагай (штабс-ротмистр), князь Пшемафа Сидов (штабс-ротмистр) с Кубанской области, а Бунахо Базоркин (Терская область) до­служился до полковника[24].

Свободолюбивые горцы Северного Кавказа ценили не только верность данной присяге, но и уважали людей, народы стремившиеся к независимо­сти, свободе. Они хорошо помнили ссыльных польских офицеров, которые помогали адыгам, горцам Северного Кавказа в 30-60-х годах XIX века вести борьбу против колониальных войск российского самодержавия, хра­нили в памяти светлый образ полковника Т. Лапинского (Тофик-бея), по­могавшего черкесам в их священной войне за право жить на собственной земле. Поэтому нам вполне понятны донесения царских жандармов о том, «... чтобы в числе охотников не было людей дурного поведения и в осо­бенности тех, кто уже находились в Варшаве и удалены за неблагонадеж­ность»[25]. Действительно многие охотники Варшавского горского дивизиона отказывались служить и выполнять жандармско-полицейские функции в Царстве Польском, переходили на сторону поляков и оставались жить здесь. Об этом свидетельствуют архивные документы и надгробные па­мятники, сохранившиеся в современной Польше.

В конце XIX - 1917 г. кавказцы служили не только в горском конном дивизионе, но и в казачьем горском полку. Ясную картину всадников кав­казской конной дикой дивизии, шагающих по улицам Варшавы в годы 1-й мировой войны, рисует в своих воспоминаниях Войцех Коссак .

После революции и гражданской войны в России (1917-1920 гг.) сотни представителей национально-демократической и военной интеллигенции народов Северного Кавказа оказались в воссозданной из обломков колони­ального режима Польском государстве.

В 20-30-х годах XX века в Польше действовал один из мощных центров северокавказской политической эмиграции, который организовывал силы по борьбе против Советской власти.

Приехавший в Париж в 1927 году внук имама Шамиля Сайд Шамиль рассказывал генералу Султан Клыч-Гирею о том, что в Турции, Чехосло­вакии и Польше создана «Народная партия горцев Северного Кавказа» из числа белогвардейцев с целью свержения Советской власти на Кавказе и создания буржуазной Северо-Кавказской республики[26]. В этой партии со­стояли: генерал Л. Бичерахов, А. Кантемиров, Т. Чермоев, В. Джабагиев, Г. Баммат и др. Польский центр партии выпускал журнал «Кавказ» (30-е го­ды XX в.). Деятельность польского филиала «Народной партии горцев...» может, с нашей точки зрения, стать самостоятельной исследовательской задачей.

Таким образом, в истории Польши мы видим четкие следы черкесско­го, северокавказского прошлого, которые протянулись от средневекового к новейшему времени. Их глубокое и всестороннее изучение - задача со­временного кавказоведения.