ЛЕГЕНДА О СЛЕПЦАХ, ВЕРНЫХ КЛЯТВЕ БРАТСТВА
Блеск золота туманит жадный взор. От зависти и сердце почернеет. Кто ложью друга продает, как вор, то должен знать: изменников не любят даже боги! И грех не смыть водою с гор – в историю войдешь с клеймом позора. Чужой судьбе занесший приговор не купит ложью себе счастья.
Признаться в слабости – не грех. Познать себя не каждому дано. Ведь сила бытия – что круг кольца. Не отыскать начала и конца.
Запутанным клубком порой мы представляем жизнь. Найти, где наша нить, не так легко. К чему стремимся мы, зачем пришли? И что дано с собою унести? Да, можно жить легко и без забот, без лишних тяжких дум и суеты. Но будет в том не полное кольцо, а пустота внутри кольца.
Кольцо – вот символ верности в любви! И если обручен, нет клятвы выше. Особенно когда такая клятва покоится на крови двух друзей.
Гласит легенда древняя об этом…
В стране меотов жили два верных друга в тени своих надежд. В минуту трудную поклялись на крови, кинжалом острым надрезав кожу, что будут верны они друг другу, придут на помощь в нужную минуту!
Был Маста – старшего из них так звали – худ и высок, да сердцем зорок был. Второй – Нажан, чье имя по-меотски значило «острый нож».
И не было печали в их глазах и дружбой верной наслаждались каждый миг. Пасли овец и лошадей вдвоем.
Но от судьбы нам не уйти. Напали скифы днем на табуны, в плен захватили Масту. На черных скакунах, как души их, ворвались, всех убили стариков. И гонят табуны через долину. И Маста звал на помощь: «Эй, Нажан!» Но тот не слышал зова потому, что пас свой скот вдали от всех, в Долине злого духа. Так называли пастбища в горах у древних кладбищ.
Пока пасет овец пастух, не зная горя своего, в безмолвии ветров, надменных гор, расскажем мы о скифах.
Гласит преданье вот о чем.
Скифы – это кочевой народ воинов, пропахших дымом костров и лошадиным потом. Одна любовь для них существовала – степной простор и воля в грабежах. Отцом же их народа был Геракл.
Предание гласит, что был Геракл в бегах и угонял быков Гернона морозной ночью. И заблудился он в пустыне, где не растет полынь и люди не сеют хлеба. И в шкуру льва он тело завернул, прилег в овраге и заснул. Но, вот беда, проснувшись, обнаружил он пропажу: нет колесницы, не видит и коней своих игривых. И застонал могучий богатырь в степи. Один лишь ветер воет, поднимая пыль. И падая, вставая, волком он по степи кружил, пока не прибыл в Гилею, где в скалах нет тропы, и птицы хищные летают выше гор.
Вдруг вход в пещеру он нашел. Предела не было Геракла изумленью: змею-ехидну он увидел вдруг! Ехидна – выше пояса, а ниже – противная змея.
Геракл вежливо ее спросил, что знает хозяйка о его пропаже. Змея улыбкой нежной гостя приворожила, призналась, что колесницы угнала. «Но знай, – сказал, – ты теперь мой гость, и я отдам тебе коней тогда лишь, когда ты ласками и поцелуями покроешь мое тело, и согрешишь со мною здесь, в пещере».
Что ж, дал Геракл на то свое согласье и нежился он с существом противным пять полных дней. Ехидна все тянула возврат коней, любовью наслаждаясь.
На счастье, сколько ниточке ни виться, когда-то все равно конец клубка найдется. Вот свет зари шестой в пещеру льется. «Ну что ж, прощай, коней ты отдала, – сказал Геракл. – Наш договор растаял, словно снег. В любви насильно счастья не найдешь», – добавил он, прощаясь.
«Что ж, милый друг, – ответила ехидна, – останется зато зародыш твой. И вскоре жду троих я сыновей. Ответь, отец по принужденью, кого оставишь мне из них царем на той земле, где обрела я счастье?»
Геракл после долгого раздумья ответил ей: «Все очень просто, – и протянул ехидне лук. – Кто сможет силой натянуть вот эту тетиву и ею подпоясаться, как я, и сможет на ремне носить и кубок, и колчан, того ты сделаешь царем страны. Всех остальных гони с этой земли, чтоб править не мешали достойнейшему».
«Но как же ты уйдешь без лука?»
Геракл улыбнулся ей в ответ: «Я был в стране меотов, где научился любым оружием владеть. Ушел оттуда тоже по-меотски, взял что хотел без объяснений».
И показал ехидне лук другой. Затем вздохнул и, попрощавшись, вышел.
Вот время ласточкой летит. Три сына родились и подросли. Агафис и Гипон, как повелел Геракл, были изгнаны с родной земли, а младший стал царем. И звали его Скиф.
Оттуда сей народ произошел, жестокий и свирепый, к добру чужому падкий, и воины их зорки, отважны да сильны.
…Всех захватили в плен, кого могли, один Нажан остался в том селенье. Он долго сокрушался, а потом решил продать весь скот и выкуп – «дыщэ» – за друга скифу старшему принес.
Тот принял золото и долго ухмылялся. Вдруг стал чернее тучи и твердым голосом сказал: «Ценю, что выкуп ты принес за друга, но этого ничтожно мало. Что есть еще, что можешь заплатить за Масту?»
Тогда Нажан воскликнул: «Что накопил я пастухом, все отобрали твои воины. Теперь я гол как сокол ясный».
«Ну что ж, коль верен клятве друга, отдай еще в придачу свое зренье, тогда ты увидишь отсюда Масту!» – воскликнул предводитель скифов с ухмылкою коварной.
«Ну что ж, втыкай свой скифский меч!»
Нажан позволил ослепить себя, не дрогнув. Взяв друга за плечо, он вывел Масту на свободу. Но длинен путь в печали, и Маста был печален всю дорогу, узнавши о цене своей свободы.
А потом – он тоже ослепил себя, не в силах быть зрячим рядом со слепым Нажаном! Не каждый сможет груз такой нести по жизненной дороге, но клятва братства была дороже.
И будущее их прошло во мраке, но чувство дружбы в них не угасало. Играл на арфе Маста, а Нажан пел песню братства. Этим и кормились, скитаясь по дорогам во дни торжеств, и подаяние исправно получали.
Глубокий смысл таится в сей легенде. Из тех времен она, когда все знали: блеск золота туманит жадный взор. И клялись на крови, что будут выше богатств земных и бренных!
Запутанным клубком порой мы представляем жизнь. Найти, где наша нить, не так легко. К чему стремимся мы, зачем пришли? И что дано с собою унести? Да, можно жить легко и без забот, без лишних тяжких дум и суеты. Но будет в том не полное кольцо, а пустота внутри кольца.
Легенда нашей о клятве братства пришел конец – но не великой силе дружбы. Определись, зачем ты пришел в эту жизнь!