Отношения между юношей и девушкой
Вряд ли можно серьезно полагать, что такую сугубо личностную область общения, как взаимоотношения между юношей и девушкой можно жестко регламентировать. Но вместе с тем эти отношения представляютgolden casino
часть жизнедеятельности всего общественного организма, и поэтому их формы выражения тоже зависят от тех этикетных норм и правил, которые доминируют в обществе.
Строгие рыцарские правила поведения и взаимоотношений не давали особой раскованности, что побуждало к поискам этикетно оправданных и зачастую «непрямых» форм для раскрытия молодыми людьми взаимных чувств.
Встречи их могли происходить или на каких-либо больших сборищах (свадьбах, общественных празднествах и пр.), или же, если с глазу на глаз, то в глубокой тайне от всех. Поэтому у адыгов сложилась целая система тайных знаков, с помощью которых юноша и девушка могли даже в общественных местах высказывать друг другу свое отношение, не нарушая при этом строгого этикета. Одна из таких форм – танец, и, как пишут специалисты, танец «кафа». Как правильно подметила Нагайцева Л. Г., в «кафа» движения по кругу используются с целью присмотреться, приноровиться друг к другу. Это – танец взаимопонимания, танец гармонии. Здесь обоюдная устремленность понять друг друга до конца, чтобы не только ритмически точно вторить движениям партнера, но и понять и разделить его внутренний порыв, его состояние, которое и раскроется благодаря синхронности, возможной лишь при гармонии чувств танцующих». Далее она комментирует этикетное поведение танцующих. «Юноша не касается девушки: не может взять ее под руку, тем более коснуться ее платья. Он может быть с ней рядом, располагаться на расстоянии вытянутых рук напротив девушки, стремительно следовать за ней, или, резко повернувшись, двигаться ей навстречу, разнообразными выразительно-пластическими движениями, проявляя к ней свое отношение. Юноша в танце держится с достоинством, стремится показать себя с наилучшей стороны и не только в ловкости исполнения движений, но и в манере держаться. При этом важно все: умение носить костюм, оружие, владеть техникой танца, знать его приемы и движения. Девушка держится в танце строго, скромно, целомудренно. Опустив глаза, она как бы вторит движениям юноши, отвечая на его приглашение танцевать. И если далее ей юноша нравится, она никак не высказывает своих эмоций на людях».
О нормах этикета в танце говорит Хан-Гирей: «Пляшущие свободно разговаривают с девицами, и девицы свободно и без робости им отвечают, разумеется, соблюдая все приличия, не хохочут, не говорят взаимно о том, что непристойно полу и званию: по крайней мере, так положено по общепринятому закону общежития, не следующие которому девицы почитаются дурно воспитанными, а мужчины грубыми и чуждыми знания приличий, свойственного дворянину…»
Далее автор отмечает: «В пляске участвуют и девицы, но как они, так и мужчины не делают неблагопристойных телодвижении, что бывает у других азиатских народов...» Позволим себе еще одно описание «кафы», которое принадлежит перу замечательного адыгского писателя, тонкого знатока народной культуры Тембота Керашева: «...Быстрый, как оса, перетянутый в поясе статный молодой человек вылетел из рядов мужчин и повел за собой в танце Нафисет. Гармоника брызнула звуками популярного адыгейского танца. Трещотки и хлопанье в ладоши сразу усилились. Анзаур, видно, был известный танцор, и с мужской половины джегу послышались поджигающие выкрики любителей. Все заметно оживились.
Нафисет плавно обошла вслед за своим партнером большой круг джегу, потом, словно отвернулась сердцем от молодого человека, отделилась от него и, гордо подняв голову, понеслась впереди. Как прекрасное видение из сказки, она совсем близко проплыла мимо Биболэта, но даже не взглянула на него...
Молодой танцор, покинутый своей возлюбленной, не щадя ног, помчался вслед за девушкой и настиг ее. Та, невозмутимо безразличная к нему, гордо и плавно неслась по кругу.
Танцор, как бы разгневавшись на неумолимую девушку, оставил ее, обежал несколько раз круг джегу и снова вихрем налетел на девушку. «Посмотри, какой я, опомнись, гордая!» – как бы говорил он, самонадеянно и покровительственно простерши над нею руки. Сердце танцора объято пламенем любви, он неистовствует и, как пущенный волчок, кружится вокруг нее, но сердце девушки – неуязвимо, она влюблена только в свой полет: безучастная и неумолимая, она парит легкой птицей, расправив руки-крылья и отдаваясь легкому потоку воздуха.
Нафисет и ее партнер внезапно отворачиваются друг от друга и уносятся в противоположные стороны круга.
Будто они уже чужие, и от холода разлада стынет в их жилах кровь – отчужденно, холодно танцуют они в отдалении друг от друга.
«...Наконец девушка сжалилась над влюбленным: она хотела только проверить его чувство и теперь приветливо летит к нему. Тот в охватившем его восторге устремляется навстречу, радостно выписывая узоры ногами.
Но женщине сладостны муки влюбленного – она не подпускает его и вновь удаляется, одаряя влюбленного обворожительной улыбкой. Мир для танцора вдруг озарился ослепительной радостью, восторг счастья охватил его, и в вихревом танце он неистово чертит полами черкески землю вокруг себя. Но преждевременно обрадовался он: девушка коварно отворачивается и свободной птицей улетает от него, распластав руки-крылья.
Такого коварства он не ожидал! Разъяренный пуще прежнего, со жгучей жаждой мести, он стремглав бросается за ней, налетает, как коршун на квочку, и, исступленно танцуя вокруг нее, вздымает клубы пыли.
Но вот девушка, слегка перебирая ногами, останавливается прямо против Биболэта. Поджидая своего партнера, она начинает сама хлопать ему в ладоши, будто говоря: «Если ты мужчина, докажи свою удаль в танце. Понравишься, заслужишь – выйду замуж». Гнев уступает место любви – парень вновь обретает счастье надежды, и молодые танцоры, распластав руки друг над другом, начинают свой счастливый плавный полет по кругу...
Биболэт хорошо знал этот танец, и не раз видел его в исполнении общепризнанных танцоров, но в таком глубоко лирическом истолковании он видел его впервые. Он увидел поразительную импровизацию и сразу понял, что главным автором этой импровизации была Нафисет. Он стоял, восхищенный и подавленный. Он знал, что для такой натуры, как Нафисет, поведение всегда согласуется с искренним велением сердца, и холодное равнодушие, с которым она вдруг отвернулась от него, очевидно, было вызвано его, Биболэта, серьезной виной...»
Пусть извинит читатель за непомерно пространную цитату. Право же, она стоила того, чтобы ее привести. Пусть в ней кое-что немного романтизированно, но зато выразительно и необычайно тонко. Именно психологически тонкие жесты – основа по-настоящему глубоких чувств.